Неточные совпадения
Она вошла
маленькими, бойкими, на крутых каблучках туфель, шажками и крепко, по-мужски пожала
дамам руки.
Но вот толпа заколебалась,
По зале шепот пробежал…
К хозяйке
дама приближалась,
За нею важный генерал.
Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих
маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Всё тихо, просто было в ней,
Она казалась верный снимок
Du comme il faut… (Шишков, прости:
Не знаю, как перевести...
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь,
Так воспитаньем, слава богу,
У нас немудрено блеснуть.
Онегин был,
по мненью многих
(Судей решительных и строгих),
Ученый
малый, но педант.
Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С ученым видом знатока
Хранить молчанье в важном споре
И возбуждать улыбку
дамОгнем нежданных эпиграмм.
Дамы потихоньку пошли за отправившимся
по лестнице вперед Разумихиным, и когда уже поравнялись в четвертом этаже с хозяйкиною дверью, то заметили, что хозяйкина дверь отворена на
маленькую щелочку и что два быстрые черные глаза рассматривают их обеих из темноты. Когда же взгляды встретились, то дверь вдруг захлопнулась, и с таким стуком, что Пульхерия Александровна чуть не вскрикнула от испуга.
Дает вчетверо
меньше, чем стоит вещь, а процентов
по пяти и даже
по семи берет в месяц и т. д.
В карты играл он без ошибки и имел репутацию приятного игрока, потому что был снисходителен к ошибкам других, никогда не сердился, а глядел на ошибку с таким же приличием, как на отличный ход. Потом он играл и
по большой, и
по маленькой, и с крупными игроками, и с капризными
дамами.
Входит барыня: видим, одета уж очень хорошо, говорит-то хоть и по-русски, но немецкого как будто выговору: „Вы, говорит, публиковались в газете, что уроки
даете?“ Так мы ей обрадовались тогда, посадили ее, смеется так она ласково: „Не ко мне, говорит, а у племянницы моей дети
маленькие; коли угодно, пожалуйте к нам, там и сговоримся“.
По дороге от Паарля готтентот-мальчишка, ехавший на вновь вымененной в Паарле лошади, беспрестанно исчезал дорогой в кустах и гонялся за
маленькими черепахами. Он поймал две: одну
дал в наш карт, а другую ученой партии, но мы и свою сбыли туда же, потому что у нас за ней никто не хотел смотреть, а она ползала везде, карабкаясь вон из экипажа, и падала.
«Их превосходительства, Тсутсуй и Кавадзи, просят вас и Посьета принять
по маленькому подарку…» Эйноске не
дал ему кончить и увел в столовую.
— У нас в клубе смешанное общество, — объяснила Хиония Алексеевна
по дороге в танцевальный зал, где пиликал очень плохой оркестр самую ветхозаветную польку. — Можно сказать, мы устроились совсем на демократическую ногу; есть здесь приказчики, мелкие чиновники,
маленькие купчики, учителя… Но есть и представители нашего beau mond'a: горные инженеры, адвокаты, прокурор, золотопромышленники, заводчики, доктора… А какой богатый выбор красивых
дам!..
Плохонький зал, переделанный из какой-то оранжереи, был скупо освещен десятком ламп;
по стенам висели безобразные гирлянды из еловой хвои, пересыпанной бумажными цветами. Эти гирлянды придавали всему залу похоронный характер. Около стен, на вытертых диванчиках, цветной шпалерой разместились
дамы; в глубине, в
маленькой эстраде, заменявшей сцену, помещался оркестр; мужчины жались около дверей. Десятка два пар кружились
по залу, подымая облако едкой пыли.
Нашим-то вшивым мужикам не то что „полтиною
по улице шибали“, а
по меньшей мере двадцатипятирублевыми бумажками дарили,
меньше не
давали.
— Эх! — сказал он, — давайте-ка о чем-нибудь другом говорить или не хотите ли в преферансик
по маленькой? Нашему брату, знаете ли, не след таким возвышенным чувствованиям предаваться. Наш брат думай об одном: как бы дети не пищали да жена не бранилась. Ведь я с тех пор в законный, как говорится, брак вступить успел… Как же… Купеческую дочь взял: семь тысяч приданого. Зовут ее Акулиной; Трифону-то под стать. Баба, должен я вам сказать, злая, да благо спит целый день… А что ж преферанс?
Копыта загремели
по доскам, щелкнул кнут, и Петя,
малый лет сорока, рябой и смуглый, выскочил из конюшни вместе с серым, довольно статным жеребцом,
дал ему подняться на дыбы, пробежал с ним раза два кругом двора и ловко осадил его на показном месте. Горностай вытянулся, со свистом фыркнул, закинул хвост, повел мордой и покосился на нас.
(Половой, длинный и сухопарый
малый, лет двадцати, со сладким носовым тенором, уже успел мне сообщить, что их сиятельство, князь Н., ремонтер ***го полка, остановился у них в трактире, что много других господ наехало, что
по вечерам цыгане поют и пана Твардовского
дают на театре, что кони, дескать, в цене, — впрочем, хорошие приведены кони.)
Хозяин разостлал на кане новое ватное одеяло, поставил
маленький столик и налил нам
по кружке чаю. Китайский чай
дает навар бледно-желтый, слабый, но удивительно ароматный; его надо пить без сахара — сладкий он неприятен.
Правда, он мало занимался воспитанием
маленького Саши,
давал ему полную свободу повесничать и не строго взыскивал за уроки, задаваемые только для формы, зато с большим прилежанием следовал за музыкальными успехами своей ученицы и часто
по целым часам сиживал с нею за фортепьяно.
— По-настоящему, — начала старуха, показывая мне
маленькую записку, — я бы должна была
дать вам это только в случае, если б вы зашли ко мне сами, но вы такой прекрасный молодой человек. Возьмите.
— Есть у него деньги, и даже не
маленькие, только он их в ломбарте не держит — процент мал, — а
по Москве под залоги распускает. Купец Погуляев и сейчас ему полтораста тысяч должен — это я верно знаю. Тому, другому перехватить
даст — хороший процент получит.
Когда я была
маленькой девочкой, то мой отец и мамаша ездили
по ярмаркам и
давали представления, очень хорошие.
— Вот и с старушкой кстати прощусь, — говорил за чаем Груздев с грустью в голосе. — Корень была, а не женщина… Когда я еще босиком бегал
по пристани, так она частенько началила меня… То за вихры поймает, то подзатыльника хорошего
даст. Ох, жизнь наша, Петр Елисеич… Сколько ни живи, а все помирать придется. Говори мне спасибо, Петр Елисеич, что я тогда тебя помирил с матерью. Помнишь? Ежели и помрет старушка, все же одним грехом у тебя
меньше. Мать — первое дело…
— Перестань, Дуня, — ласково уговаривал ее Груздев и потрепал
по плечу. — Наши самосадские старухи говорят так: «
Маленькие детки матери спать не
дают, а большие вырастут — сам не уснешь». Ну, прощай пока, горюшка.
В одном из таких кабинетов сидело четверо — две
дамы и двое мужчин: известная всей России артистка певица Ровинская, большая красивая женщина с длинными зелеными египетскими глазами и длинным, красным, чувственным ртом, на котором углы губ хищно опускались книзу; баронесса Тефтинг,
маленькая, изящная, бледная,ее повсюду видели вместе с артисткой; знаменитый адвокат Рязанов и Володя Чаплинский, богатый светский молодой человек, композитор-дилетант, автор нескольких
маленьких романсов и многих злободневных острот, ходивших
по городу.
Я взял его за руку и сказал: «Зачем вы сказали так, папенька? Пойдемте со мной, я вам скажу что-нибудь». И папенька пошел. Папенька пошел, и мы сели в трактир за
маленький столик. «
Дайте нам пару Bierkrug», [кружек пива (нем.).] — я сказал, и нам принесли. Мы выпили
по стаканчик, и брат Johann тоже выпил.
— Нет, не надо! — отвечал тот, не
давая ему руки и целуя
малого в лицо; он узнал в нем друга своего детства — мальчишку из соседней деревни — Ефимку, который отлично ходил у него в корню, когда прибегал к нему
по воскресеньям бегать в лошадки.
— Было, что она последнее время амуры свои повела с одним неслужащим дворянином, высокий этакий, здоровый, а дурашный и смирный
малый, — и все она, изволите видеть, в кухне у себя свиданья с ним имела: в горнице она горничных боялась, не доверяла им, а кухарку свою приблизила
по тому делу к себе; только мужу про это кто-то дух и
дал.
— Прощай, мой ангел! — обратилась она потом к Паше. —
Дай я тебя перекрещу, как перекрестила бы тебя родная мать; не
меньше ее желаю тебе счастья. Вот, Сергей, завещаю тебе отныне и навсегда, что ежели когда-нибудь этот мальчик, который со временем будет большой, обратится к тебе (
по службе ли, с денежной ли нуждой), не смей ни минуты ему отказывать и сделай все, что будет в твоей возможности, — это приказывает тебе твоя мать.
После ужина их отвели в гостиницу и каждому хотели было
дать по отдельной комнате; но богомольцы наши разместились так, что Захаревский с дочерью заняли
маленькое отделение, а Живин и Вихров легли в одной комнате.
Вихров слушал обеих
дам с полуулыбкою, но Живин, напротив, весь был внимание: ему нравилось и то, что говорила жена, и то, что говорила Эйсмонд; но
дамы, напротив, сильно не понравились друг другу, и Юлия даже
по этому случаю имела
маленькую ссору с мужем.
Маленькие деревянные домики вразброс лепятся
по береговой покатости,
давая на ночь убежище людям, трудно сколачивающим, в течение дня, медные гроши на базарных столах и рундуках и в душных камерах присутственных мест.
— У этого
малого, domine, любознательный ум, — продолжал Тыбурций, по-прежнему обращаясь к «профессору». — Действительно, его священство
дал нам все это, хотя мы у него и не просили, и даже, быть может, не только его левая рука не знала, что
дает правая, но и обе руки не имели об этом ни малейшего понятия… Кушай, domine! Кушай!
Маленький Михин отвел Ромашова в сторону. — Юрий Алексеич, у меня к вам просьба, — сказал он. — Очень прошу вас об одном. Поезжайте, пожалуйста, с моими сестрами, иначе с ними сядет Диц, а мне это чрезвычайно неприятно. Он всегда такие гадости говорит девочкам, что они просто готовы плакать. Право, я враг всякого насилия, но, ей-богу, когда-нибудь
дам ему
по морде!..
Вы лежа едете в вашем покойном тарантасе;
маленькие обывательские лошадки бегут бойко и весело, верст
по пятнадцати в час, а иногда и более; ямщик, добродушный молодой парень, беспрестанно оборачивается к вам, зная, что вы платите прогоны, а пожалуй, и на водку
дадите.
Пробовали мы его в свою компанию залучить, однако пользы не оказалось никакой; первое дело, что отец отпускал ему самую
малую сумму, всего тысяч десять на серебро в год, и, следовательно, денег у него в наличности не бывало; второе дело, что хотя он заемные письма и с охотою
давал, но уплаты
по ним приходилось ждать до смерти отца, а это в нашем быту не расчет; третье дело, чести в нем совсем не было никакой: другой, если ткнуть ему кулаком в рожу или назвать при всех подлецом, так из кожи вылезет, чтобы достать деньги и заплатить, а этот ничего, только смеется.
Шаг этот был важен для Люберцева в том отношении, что открывал ему настежь двери в будущее. Ему
дали место помощника столоначальника. Это было первое звено той цепи, которую ему предстояло пройти. Сравнительно новое его положение досталось ему довольно легко. Прошло лишь семь-восемь месяцев
по выходе из школы, и он, двадцатилетний юноша, уже находился в служебном круговороте, в качестве рычага государственной машины. Рычага
маленького, почти незаметного, а все-таки…
— Выпьем — пустяки! Я сам сколько раз зарок
давал, да, видно, это не нашего ума дело. Водка для нашего брата пользительна, от нее мокроту гонит. И сколько ей одних названий: и соколик, и пташечка, и канареечка, и
маленькая, и на дорожку, и с дорожки, и посошок, и сиволдай, и сиводрало… Стало быть, разлюбезное дело эта рюмочка, коли всякий ее по-своему приголубливает!
Приехав неизвестно как и зачем в уездный городишко, сначала чуть было не умерла с голоду, потом попала в больницу, куда придя Петр Михайлыч и увидев больную незнакомую
даму,
по обыкновению разговорился с ней; и так как в этот год овдовел, то взял ее к себе ходить за
маленькой Настенькой.
Из рекомендации князя Калинович узнал, что господин был m-r ле Гран, гувернер
маленького князька, а
дама — бывшая воспитательница княжны, мистрисс Нетльбет, оставшаяся жить у князя навсегда — кто понимал,
по дружбе, а другие толковали, что князь взял небольшой ее капиталец себе за проценты и тем привязал ее к своему дому.
— А понимать, — возразил, в свою очередь, Петр Михайлыч, — можно так, что он не приступал ни к чему решительному, потому что у Настеньки мало, а у него и
меньше того: ну а теперь, слава богу, кроме платы за сочинения, литераторам и места
дают не по-нашему: может быть, этим смотрителем поддержат года два, да вдруг и хватят в директоры: значит, и будет чем семью кормить.
На такого рода любезность вице-губернаторша также не осталась в долгу и, как ни устала с дороги, но дня через два сделала визит губернаторше, которая продержала ее
по крайней мере часа два и, непременно заставивши пить кофе, умоляла ее, бога ради, быть осторожною в выборе знакомств и даже
дала маленький реестр тем
дамам, с которыми можно еще было сблизиться.
В партии этой, кроме состояния, как вы сами говорите, девушка прекрасная, которая,
по особенному вашему счастью, сохранила к вам привязанность в такой степени, что с первых же минут, как вы сделаетесь ее женихом, она хочет вам подарить сто тысяч, для того только, чтоб не
дать вам почувствовать этой
маленькой неловкости, что вот-де вы бедняк и женитесь на таком богатстве.
Ей можно бы было
дать больше, судя
по буклям полуседых волос, откровенно выставленных из-под чепца, но
по свежему, чрезвычайно нежному, почти без морщин лицу, в особенности же
по живому, веселому блеску больших глаз ей казалось гораздо
меньше.
Какое острое наслаждение нестись стремительно вниз на
маленьких салазках
по отвесной сверкающей дороге, подвернув левую ногу под себя, а правой, как рулем,
давая прямое направление волшебному лету.
—
Давайте, — сказал Венсан, — пойдем, благо времени у нас много,
по Большой Никитской, а там мимо Иверской
по Красной площади,
по Ильинке и затем
по Маросейке прямо на Чистые пруды. Крюк совсем
малый, а мы полюбуемся, как Москва веселится.
Все возмутились, но сделать ничего нельзя было. Отозвались тем, что начали ему наперебой
давать частные уроки, — и этим он существовал, пока силы были. Но пришла старость, метаться
по урокам сил нет, семьища — все мал мала
меньше… В нужде живет старик в своем домишке в станице Персияновка.
Наши
дамы стеснились у самой решетки, весело и смешливо шушукая. Стоявших на коленях и всех других посетителей оттеснили или заслонили, кроме помещика, который упорно остался на виду, ухватясь даже руками за решетку. Веселые и жадно-любопытные взгляды устремились на Семена Яковлевича, равно как лорнеты, пенсне и даже бинокли; Лямшин
по крайней мере рассматривал в бинокль. Семен Яковлевич спокойно и лениво окинул всех своими
маленькими глазками.
Хозяин дома, бывший, должно быть, несмотря на свою грубоватую наружность, человеком весьма хитрым и наблюдательным и, по-видимому, старавшийся не терять графа из виду, поспешил, будто бы совершенно случайно, в сопровождений даже ничего этого не подозревавшего Марфина, перейти из залы в
маленькую гостиную, из которой очень хорошо можно было усмотреть, что граф не остановился в большой гостиной, исключительно наполненной самыми почтенными и пожилыми
дамами, а направился в боскетную, где и уселся в совершенно уединенном уголку возле m-me Клавской, точно из-под земли тут выросшей.
Катрин распорядилась, чтобы
дали им тут же на
маленький стол ужин, и когда принесший вино и кушанье лакей хотел было,
по обыкновению, остаться служить у стола и встать за стулом с тарелкой в руке и салфеткой, завязанной одним кончиком за петлю фрака, так она ему сказала...
Степану Головлеву нет еще сорока лет, но
по наружности ему никак нельзя
дать меньше пятидесяти.
Постепенно Кусака привыкла к тому, что о пище не нужно заботиться, так как в определенный час кухарка
даст ей помоев и костей, уверенно и спокойно ложилась на свое место под террасой и уже искала и просила ласк. И отяжелела она: редко бегала с дачи, и когда
маленькие дети звали ее с собою в лес, уклончиво виляла хвостом и незаметно исчезала. Но
по ночам все так же громок и бдителен был ее сторожевой лай.